РУССКИЙ МИР. Стюарт Дюррант. Сложный язык плохих парней.

Предлагаем Вашему вниманию доклад доктора филологических наук Джона Стюарта Дюрранта, профессора Университета «Мемориал» (г. Сент Джонс, Ньюфаундленд, Канада), сделанного на Конгрессе международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, любезно предоставленный им читателям журнала Санкт-Петербург.
Рассуждения профессора Дюрранта интересны ещё и тем, что они – не только о языке, но и о России, точнее, о современном образе России в мире.
На таком международном форуме, как этот, пожалуй, прежде чем заниматься «дружескими похлопываниями по спине и рукопожатиями», необходимо идентифицировать проблемы и обсудить пути их решения, если таковые существуют, с точки зрения каждого здесь присутствующего. Для «рукопожатий и похлопываний» у нас ещё будет время. А пока важнее осмыслить особенности аспектов и проблем, связанных с продвижением русского языка, которым мы все занимаемся в разных странах мира.
Я уверен, что имею свои, отличные от других, взгляды на проблемы, находясь на «Дальнем Востоке» Канады. Однако я выбрал метод решения данных проблем, исходя из моего профессионального и жизненного опыта на острове Ньюфаундленд, расположенном в Северной Атлантике, недалеко от места крушения «Титаника», и излагаю положение с развитием русского языка на протяжении прошедшего десятилетия.
Коренные преобразования в Советском Союзе и России изменили политическую философию нашего мира и заставили пересмотреть и реконструировать существовавшие ранее политические альянсы и экономические содружества. Историки и философы, социологи и политологи, литературоведы и кинокритики, экономисты и политики Запада вовлекаются в переосмысление взаимоотношений с той значительной частью планеты, которая до недавнего прошлого была для многих «книгой за семью печатями» – в особенности для тех, кто не был знаком с русской культурой. Хотим мы этого или нет, «печати» сломаны и «книги» открылись. Современные взаимоотношения с Россией открывают дверь новому образу мышления, гуманитарному прозрению в различных областях человеческой деятельности.
В связи с этим не следует забывать, что Россия и Канада являются северными соседями. В самом деле, студентам предоставляется беспрецедентная возможность проследить зарождение новой эры, которую исследователи пытаются осмыслить и описать посредством новой терминологии, более подходящей для создавшейся уникальной международной ситуации: «пост-ядерный век», «глобальная деревня», «пост-коммунизм» и «эра после холодной войны».
По мнению многих специалистов, размах сотрудничества в вышеперечисленных областях между Канадой и Россией с 1990 года ежегодно растёт в геометрической прогрессии и продолжает набирать темп. Обоюдные заботы и проблемы канадцев и русских привели к недавнему распространению многочисленных соглашений по вопросам политики, культуры, управления и расширения ресурсов, экологии, бизнеса как на международном, так и на муниципальном уровнях. Таким образом, необходимость практического обоснования изучения русского языка в Канаде в настоящий момент, казалось бы, очевидна.
Если перейти на уровень нашей провинции, то, мне кажется, Россия и Ньюфаундленд имеют отношение к одной общей проблеме – проблеме образа (имиджа). На протяжении почти половины столетия мы все жили во враждебном биполярном мире, и устоявшиеся мнения и стереотипы, рождённые теми временами, а теперь якобы оставленные позади, на самом деле всё ещё сохраняются и продолжают оказывать сильное влияние на моих студентов, на их дух, политические и культурные ориентации и интересы. Недавно я начал понимать новый аспект глубокого отрицательного воздействия, который холодная война наложила на восприятие и умы моих студентов, особенно в области установления стереотипов и старомодного разделённого биполярного мышления, которое непосредственно влияет на их отношение к изучению русского языка. Создание образа врага – старая и скверная игра. Методика, которую используют при этом, направлена на дегуманизацию противника. Как только это достигнуто, относительно просто заставить людей, особенно молодых, относиться к «иноверцам» с опасением и ненавистью.
Каковы же корни этих предубеждений и стереотипного мышления? Индивидуальные особенности человеческой личности в основном формируются к пяти годам. По мере роста наш дух и восприятие мира творят характер, который формируется под влиянием наших родителей и социальной среды, в которой мы живём, диктующих нам, во что верить и что принимать. Но парадокс процессов обретения знаний связан как с убеждениями, так и с предубеждениями. Последние имеют очень мало общего с логикой и чрезвычайно много – с невежеством. Антироссийский стереотип был прожжён в западных умах, как в памяти компьютера, средствами массовой информации. Плохой русский был результатом идеологических усилий, плохих фильмов, усиленных односторонней журналистикой, и потребителями жадными до скандалов и искажения действительности. Прежние стереотипные представления диктовали вездесущность политического комиссара за каждым кустом, являли образ пьющего водку вёдрами аутсайдера (в стиле фильмов «Брат» и «Брат-2»), обычно безнравственного или коррумпированного, ультранационалиста... и всегда плохого парня.
Конечно же, это серьёзно вредит деятельности профессора русского языка, ведь моя жизнеспособность должна основываться на интеллектуальной заинтересованности студентов богатой русской культурой, серьёзно благодаря этому относящихся к изучению русского языка. Моё решение данной проблемы относительно студентов – помощь в восприятии идеи изучения русского языка и необходимость противоядия паранойе извращённых понятий. Вкратце всё это сводится к следующему: если студенты осознают стереотипные представления на «бытовом» уровне, они начинают подвергать сомнению не только те стереотипы, что были им привиты, но и систему биполярного мышления, которую они приняли как необходимый факт жизни.
Окончание холодной войны, кажется, в некотором смысле сыграло злую шутку с преподавателями русского языка. Каждый сентябрь, когда начинается первый семестр, я понимаю, что первое реальное и существенное введение в русский язык, которое получают студенты, происходит на первых уроках. По истечении недель и месяцев я чувствую, что изучение языка становится силой, противодействующей влиянию ложного мышления и устоявшихся теорий и имитаций прошлого. В преподавании даже самой элементарной русской грамматики невозможно обойти стороной мир, в котором мы живём, преподаём ли мы литературу XX века или средневековую культуру, и являются ли наши студенты радикальными молодыми активистами «Штольцами» или самодовольными, инертными «Обломовыми». По этой причине моя роль несколько отличается от роли профессоров обычных иностранных языков, так как я должен постоянно объяснять формулировки, имея дело с отрицательными идеологическими стереотипами, а также с устоявшимися теориями и обширной бессознательностью, которые всё ещё существуют в Северной Америке. И я осознаю всю ответственность за образ России, складывающийся в умах студентов.
Ньюфаундленд – пример изучения русского языка
На заре новой эры в международном сотрудничестве между северными соседями логично было бы предположить, что канадские университеты будут просто переполнены студентами, желающими заниматься русским языком, предвкушая дальнейшие потенциальные возможности для перемещения занятости и т.д. Но дело обстоит, увы, совсем наоборот – заниматься русским языком приходит всё меньше студентов. Возникает вопрос: почему?
Определённо, ситуация с изучением русского языка в Северной Америке и Европе на протяжении последних десяти лет характеризуется ощутимым кризисом, проявляющимся в самых разнообразных формах. Мы всё ещё пытаемся преодолеть наследие семидесятых, когда интерес к современным языкам заметно увял. Правда, на короткий период русский язык испытал нечто вроде возрождения, связанного с экономическими преобразованиями в бывшем СССР, гласностью, обновлённым интересом к историческому наследию страны, политическим шармом Горбачёва и т.д. Однако, как это ни парадоксально, вслед за этим последовал стремительный спад интереса к русскому, приведший сегодня к кризису.
Иностранными языками, традиционно преподаваемыми в Канаде –стране, где нет значительных скоплений этнически сегрегированных иммигрантов, – продолжают оставаться испанский и немецкий, в дополнение к французскому, который здесь не рассматривается как иностранный. Это является результатом инерции и во многом отражает устаревший методико-преподавательский курс; кроме того, таким образом сказывается и воздействие американского учебного плана.
Рассматривая положение в Канаде, трудно представить некую обобщённую картину, однако разрозненные и отличные друг от друга примеры так или иначе отражают состояние дел во всём западном мире. Традиционно сильные кафедры русского языка крупных космополитичных университетов в Онтарио заметно поредели, а кое-где вовсе прекратили своё существование. Западная Канада была, остаётся и, скорее всего, будет оставаться оплотом украинского лингвистического господства среди славянских языков. Университеты таких городов, как Монреаль и Ванкувер с их преимущественно иммигрантским населением, перестали рассматривать местные этнические группы как источник студенческих влияний для своих языковых кафедр.
Относительно причин сложившейся ситуации среди славистов-теоретиков имеются серьёзные разногласия. Опостылевшие всем «финансовые прагматики» утверждают, что данная проблема отражает общее состояние экономической ситуации и перемен в финансовой политике. Многие привыкли указывать на некие объективные причины: демографические перемены, потерю приоритетного положения русского языка в Восточной Европе, трансформацию образа России из врага в образ если не союзника, то, по крайней мере, безвредного и предсказуемого оппонента. И конечно же, не обошлось без лагеря славистов, утверждающих, что в представлениях иностранцев о России и русском языке существует ряд серьёзных заблуждений, например:
- искажённое восприятие России как страны алкоголиков, мафии, террористов и безнадёжной нищеты;
- общее (и, конечно же, «ложное») мнение, что русский язык слишком труден для поверхностно образованного поколения микроволновок и «Кока-колы».
«Апокалиптики» предсказывают забвение русского языка как неизбежное следствие приверженности преподавателей к устаревшим формам методологий, отсутствия новых альтернатив и потери стимула к поддержанию русского языка как академической дисциплины.
Несомненно, во всём этом водовороте мнений и убеждений есть доля истины, но, как мне кажется, корнем проблемы является не метод преподавания русского языка, а демонстративное неприятие его студентами, не затруднившимися осознанием всей глубины и драматизма выше упомянутых противоречий. Непопулярность изучения русского языка в университетах Северной Америки тому подтверждение.
Студенты сторонятся русского языка не по причине трудности его изучения, а вследствие того, что среди первокурсников в Восточной Канаде этот язык воспринимается как эзотерический, абстрактный предмет, не имеющий непосредственного практического применения. Таким образом, русскому языку необходимо придать более практический характер.
Учитывая неблагоприятный историко-культурный контекст, заслуживает внимания тот факт, что, в отличие от общей тенденции в других канадских и американских университетах, интерес к русскому языку в университете Мемориал растёт. В настоящий момент среди современных и классических языков, предлагаемых в нашем университете, курсы русского языка и литературы уступают по своей популярности только французскому факультету, оставив позади доселе пользующиеся популярностью программы изучения немецкого и испанского языков. Такой рост интереса к русскому покажется ещё более удивительным, если учесть демографический и этнический профиль нашего острова. В отличие от студентов, занимающихся русским языком и литературой в университетах Торонто и Монреаля, в западных провинциях Канады и т.д., среди моих студентов нет людей славянского происхождения. На Ньюфаундленде нет русскоговорящей диаспоры. По сравнению с социально-этническим устройством континентальной Канады на острове практически нет ощутимого присутствия иммигрантов. Таким образом, русский язык здесь поистине – экзотика.
От времени застоя – к перестройке
В 80-х годах я начал свою карьеру в Лондоне (Онтарио) с его многочисленным славянским населением. Русская кафедра Университета Западного Онтарио поддерживалась студентами из местной русской общины, однако в течение одного десятилетия она была сокращена на 70% и в итоге поглощена другими языковыми кафедрами. Во время этого спада я предпочёл покинуть заведомо обречённый на гибель корабль и принял пост профессора русского языка и литературы в Сент-Джонсе при университете на краю Северной Америки – острове Ньюфаундленд.
Здесь я столкнулся с ситуацией, абсолютно противоположной той, что наблюдалась в лондонском университете. Я не был уверен, с чего начать (так как всё пришлось начинать заново). Постепенно я пришёл к мысли, что в определённом смысле Университет Мемориал может послужить примером интереса к русскому языку и литературе. Поэтому я изложу краткое обозрение положения русского языка на нашем острове.
Связи России и Ньюфаундленда, на первый взгляд, невзрачны и незначительны. Правда, местный историк поведал мне, что Лев Троцкий ненадолго останавливался в гостинице Прескотт, которая когда-то стояла в двух шагах от моего дома. Пожалуй, стоит отметить ещё лендлиз времён Второй мировой войны: поставки военной техники, грузов и продовольствия шли через гавань Сент-Джонса, и многие моряки легендарных конвоев (включая PQ 17) были родом из Ньюфаундленда.
Литературные связи между островной и русской литературой ещё более скудны и анекдотичны. Известный символист Андрей Белый упоминает Ньюфаундленд в своём великолепном произведении «Петербург». В напряжённой атмосфере туманного Петербурга сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов «осведомился у земского деятеля Площегорской губернии о потреблении перца на острове Ньюфаундленде…», и его собеседник, «неосведомлённый в вопросе о перце, лицемерно заметил, будто перец потребляется ньюфаундлендцами в огромном количестве, что есть факт, постоянный для всех конституционных стран».
Я задался целью установить новый уровень междисциплинарного и межкафедрального сотрудничества, действенной кооперации, переработать старый учебный план, чтобы обеспечить большую гибкость для наших абитуриентов в выборе их будущей профессии. Начиная с 1993 года русская программа в Университете Мемориал была изменена, было создано отделение при социально-гуманитарном факультете, что позволило нашим выпускникам начать хорошую карьеру как на Ньюфаундленде, так и за пределами нашей провинции. Новые ориентиры привлекли студентов, которым наскучило сухое академическое изучение иностранного языка.
В настоящий момент большое внимание уделяется связи нашей русской программы с такими дисциплинами, как история, политология, экономика, социология, теология, философия, международный бизнес и менеджмент. В дополнение к традиционному соотношению русского языка с другими иностранными языками и литературой русская программа делает упор на необходимость «перекрёстного опыления» идей, которые осветили бы новые взаимоотношения, остро нуждающиеся в серьёзном переосмыслении. В соответствии с наступившими переменами русский курс направлен на поощрение новой «глобальной» интуиции.
Дорогу осилит идущий
И результат не замедлил сказаться. С тех пор как я начал свою работу в Университете Мемориал осенью 1987 года (со студенческим составом, представленным одним студентом), преподаваемый материал по русскому языку и литературе вырос от нескольких семинаров до статуса широко признанной программы, ведущей к получению степени бакалавра в области русского языка и литературы. В 1993 году я, будучи координатором русских программ, откликнулся на предложение Университета Мемориал вывести русскоязычные программы за традиционные академические пределы и попытаться расширить сферу деятельности русской кафедры.
Любопытно, что инициатива нашего университета совпала с критическим моментом в истории русской культуры, а именно – с разрывом со старыми догмами и осознанием необходимости разработки новых подходов к окружающему Россию миру.
Ньюфаундленд – не «остров невезения»
Общая переориентация взаимных интересов Канады и России в некоторой степени отражается и в масштабе нашей провинции. Когда я прибыл на Ньюфаундленд, советское присутствие на острове было очевидно: «Аэрофлот» использовал местный аэропорт для дозаправки в пути на Кубу, советский рыболовный флот периодически швартовался в гаванях Ньюфаундленда, исследовательские суда из Мурманска, Кронштадта, Одессы заходили в Сент-Джонс не раз.
Тем не менее, несмотря на частые встречи, знакомство с русскими было затруднено «протоколом поведения на иностранной территории», предписываемым МИДом. Россия оставалась страной экзотической, далёкой.
Расставание с вредными стереотипами и предрассудками, которыми мы увлечены и о которых я упомянул в начале – болезненный процесс. Однако я поставил своей задачей изменить восприятие действительности, для начала хотя бы слегка, затем более кардинально. Для индивидуума, а тем более для группы или общества, это очень трудный процесс – учиться ставить вопросы и затем подвергать сомнению то, что казалось неопровержимым. Ежедневное существование подпитывает наши иллюзии, и только самые острые умы способны подвергать сомнению и переоценивать то, что другие считают бесспорным. Но на протяжении нескольких лет и приложив немалые усилия, уверен, что я засвидетельствовал рождение чего-то нового, что помогло преодолеть чёрно-белое мышление североамериканской среды, уничтожило плесень корыстной этики и направило многих дерзающих на переосмысление человеческих и социальных императивов современного мира.
Не вдаваясь в подробные разъяснения, я упомяну всего несколько событий, совместных проектов и обменов в различных областях, которые были начаты мною и участником которых я являюсь.
Коренным образом ситуация переменилась в 1991 году. На политическом фронте правительство Ньюфаундленда и Лабрадора принимает активное участие в Канадско-российском проекте по федерализму (обмен политологами и экспертами в области юриспруденции) с самого начала этого предприятия в 1992-м году, участвует во многих действующих до сих пор проектах по использованию природных ресурсов, а также по проблемам приморской экологии.
Меняется и ситуация в рыболовстве. Рыболовные связи между Россией и Ньюфаундлендом чрезвычайно важны и разнообразны, и русские суда продолжают посещать остров. Русский исследовательский корабль из Калининграда «Академик Мстислав Келдыш» швартуется в гавани Сент-Джонса несколько раз в год. Он ведёт исследовательские работы в водах Ньюфаундленда. Меняются и стереотипы. Теперь студенты периодически поднимаются на борт того или иного корабля, а русские моряки посещают университет, создавая прочную дружбу и нанося друг другу визиты как в Канаде, так и в России. Подобные встречи набирают ход. Недавно я работал с правительственной организацией Canada World Youth над установлением ежегодного обмена двадцати молодых канадцев и россиян между Калининградом и Сент-Джонсом.
При Университете Мемориал теперь существует представительство канадского совета по исследованиям, которое занимается совместными проектами на очень высоком уровне с соответствующими институтами в России. Один из последних проектов с моим участием включает в себя торговую и коммерческую миссии в Алтайский регион для ознакомления, покупки и дальнейшего выращивания лекарственных гибридов и съедобных ягод, таких как облепиха.
Нефте- и газодобыча – сейчас одна из злободневных в мировом масштабе. Наш университет является активным участником международной программы сотрудничества по развитию добычи нефти и газа и создал специализированную аспирантскую программу, посвящённую специально нефтегазовой промышленности. Прошлой осенью мы подписали договор об установлении официальных отношений с Сахалинским государственным университетом и с Exxon Mobil о сотрудничестве.
Однако бывают и неприятные моменты. Сент-Джонс имел скорбную честь лицезреть затянувшееся дело трёх российских моряков, которым выдвигал обвинения американский Государственный департамент в связи с сомнительным столкновением российского супертанкера и рыболовного судна. Мне лично неоднократно приходилось участвовать в защите русских вместе с американскими адвокатами и советниками из Вашингтона, консультировать и переводить. И могу с радостью сказать, что в конце концов после 18 месяцев моряки смогли наконец вернуться к своим семьям в Россию в результате беспрецедентного решения суда, который, по мнению многих, являл собой яркий пример развития сотрудничества и доверия между провинцией Ньюфаундленд и Россией.
Времена меняются, меняются и стереотипы. С помощью бывших послов СССР и Российской Федерации Родионова, Белоногова и Чуркина я сумел утвердить Русскую летнюю программу в Санкт-Петербурге, которая до настоящего момента имела более чем плодотворный характер. В рамках наших договорённостей к настоящему времени более 300 наших студентов могли жить в русских семьях и изучать русский язык. С 1993 года теория получила практическое применение.
Каждое лето группа из 15–25 студентов приезжает в Царское Село, богатейшее культурологическое наследие которого делает город идеальным центром изучения истории русской культуры, поэзии, архитектуры и литературы.
Следующий шаг. Учебный план Университета Мемориал был разработан с учётом происходящих в России перемен. Учитывая подобную ориентацию русской программы, а также её нацеленности на помощь студентам, изучающим русский язык, в трудоустройстве, было бы чрезвычайно уместно знакомить школьников с основами русского языка перед поступлением в вузы. Такие усилия представители университета предпринимают в сотрудничестве с чиновниками правительства провинции. Одна из школ Сент- Джонса – Коллегиат принца Уэллса – запустила курс русского языка для 70 учеников.
Заместитель министра образования провинции Ньюфаундленда, в своё время изучавший русский язык, способствует включению курса русского языка в программу различных школ нашей провинции. Я хотел бы привлечь внимание слушателей к уникальности сложившейся на этом острове ситуации и надеюсь на поддержку нашей инициативы, наших усилий в старейшем городе Северной Америки – Сент-Джонсе, который в некотором смысле может стать «окном Канады в Россию».
В заключение можно лишь цитировать мудрые слова товарища Сухова относительно тонкого характера восточных территорий, в том числе не только среднеазиатских, но и канадских.
Приношу извинения за банальность, но хотелось бы думать, что мой опыт будет оценён каждым, кто уважает идею учёного об избавлении от предубеждений и об обнаружении фундаментальных принципов, которые наполнят мир смыслом. Поскольку я на собственном опыте убедился, что изучение языков воспитывает добрую волю.
Язык и литература остаются основной средой для охраны и передачи ценностей из поколения в поколение в нашем обществе. Профессия преподавателя русского языка и литературы делает нас хранителями этой среды, и поэтому мы вынуждены иметь дело с наиболее интенсивными интеллектуальными конфликтами современного мира. Наша работа, как и наши жизни, формируются событиями нашего времени. Мы должны понять, что обоюдное взаимодействие языка и литературы на жизнь и жизни на язык и литературу, что придаёт нашей профессии уникальный контекст.
Я часто думаю, что мне посчастливилось стать критиком и преподавателем литературы, а не политическим деятелем. Моя профессия не обязывает меня заключать сделки, и, если я раздражаю моих студентов более острым требованием к пониманию значения того, что они прочли, и если я могу показать им, что согласие – не цель литературы, что вопросы зачастую являются более плодотворными, чем ответы, что нерушимые постулаты не существуют в гуманитарных дисциплинах и что они являются ответственными за принятые решения и суждения, я буду считать, что добился многого.
Стюарт Дюррант,
Университет Мемориал,
Ньюфаундленд, Канада